Ваш новый роман «Город, написанный по памяти» для вас уже десятый роман. Уже в предпоследнем романе «Время женщин» немного откроете вашу личную историю и одновременно тяжелую историю Петербурга.
– Откуда появилась идея писать о вашей собственной семье?
Мне кажется, эта идея была всегда. Но я ее долго откладывала. Мне казалось, что успею. Есть куда более важные темы, которые необходимо осмыслить. Но несколько лет назад, когда моя мама тяжело заболела, я как-то очень остро ощутила, что она — последняя ниточка, связывающая меня с нашим семейным прошлым. Если угодно — с памятью XX века. Но не общей, во многом мифологизированной, наполненной советскими идеологическими смыслами. Кстати сказать, на диво живучими — как сорняки, которые российское общество так и не вырвало с корнем. В 1990-е годы нам казалось, что советские мифы отомрут сами. Как теперь выяснилось — нет. Наоборот, они крепнут с каждым годом.
И вот что я еще поняла: при том, что я (из рассказов прабабушки, которая меня растила, из маминых рассказов, из разговоров с отцом) знаю множество семейных историй, оно, эти разрозненные истории, не сложились в единое полотно. И никогда не сложатся — если я, отложив все другие дела, не сяду вдвоем с мамой. И не запишу все, что она помнит, в какой-то логической, внутренне не противоречивой последовательности.
Тут была еще одна мысль: отвлечь от болезни. В общем, мы разговаривали два года, вернее, два лета, когда жили вдвоем на даче. Мама рассказывала все, что помнит — я записывала на диктофон. Из этих записей и возникла моя книга. К счастью, мама успела ее прочесть.
– Почему по вашему читателям важно знать об истории вашей семьи?
Моя прабабушка родилась в деревне. В Петербург она переехала в начале XX века. Она — первое поколение нашей петербургской/ленинградской семьи. Я — четвертое; мои дети — пятое. Это означает, что память нашей семьи вобрала в себя всю трагическую историю прошедшего века. Всё, начиная от «царских времен». Здесь революция, Гражданская война, сталинские репрессии; та война, которую в Финляндии называют Зимней; Вторая Мировая — для Ленинграда она обернулась страшной блокадой, унесшей больше миллиона жизней; эвакуация на Урал; трудные послевоенные годы; хрущевская «Оттепель», душное брежневское время; горбачевская «Перестройка», на которую я и мой отец-фронтовик, прошедший дорогами войны от Ленинграда до Вены — мы оба возлагали огромные надежды. Все это вместе составляет исторический фон моей книги. Но не тот, официальный, как в учебниках истории. А живой, каким он был на самом деле. Открыв мою книгу, читатель узнает, каким тяжелым катком эта общая история прошлась по живым людям: людям моей — кстати сказать, самой обычной — ленинградской семьи. Никому из моих родных не приходило в голову, что они являются неотъемлемой частью «большой истории». Думаю, они бы несказанно удивились, узнав, что я — их пра-правнучка, правнучка, внучка — обратилась к ним, к их памяти. В надежде понять и переосмыслить время, выпавшее на их долю.
– В книге одной из важных тем поднимается язык и глубокая любовь к языку, к языку Петербурга и Ленинграда. Очень красиво вы пишете о том, каким важным и любимым был питерский разговорный язык вашей бабушке и маме. Расскажите об этом!
Петербургский/ленинградский язык — важнейшая для меня тема. Язык — это стихия, ближе всего сопряженная с памятью. Как никакой другой город России, Петербург всегда выражал себя через свой, особый, язык. В его языке множество слоев, которые складывались на каждом повороте истории. Скажем, выходцы из деревень (как моя прабабушка), разговаривали иначе, не так, как мы. Зачастую — и это показано в романе, — именно загадочные слова, которые пришли из прежней жизни и сохранились в языке, становились теми форточками, сквозь которые до моих ровесников долетали ветры прошлого. А, иной раз, и сквозняки.
Может быть, вы помните надпись на воротах Шереметевского дворца: Deus conservat omnia (Бог сохраняет все). Эту строчку Иосиф Бродский продолжил: «Особенно — слова прощения и любви, как собственный свой голос». Увы, в ленинградском языке (а, значит, и в моем писательском голосе) есть не только слова любви — хотя в романе их много; в нашем нынешнем языке живут и другие слова. Полные горечи; пропитанные ядовитыми парами трагической советской истории. Истории, которая так или иначе связана со смертью. С самого раннего детства я слышала (от мамы и прабабушки) горькую фразу-формулу: «В нашей семье мальчики не живут». Судьба мужчин и мальчиков моей семьи сложилась трагически. Об этом подробно рассказано в книге.
– Ваша книга говорит много о смерти, воинах и блокаде, но одновременно в ней чувствуется глубокая любовь к городу. Ваша книга продолжает традицию питерского текста. Такое явление в финской литературе не так широко распространено. Расскажите финнам об этом совсем особом отношении писателя к своему городу.
Петербургский текст как особое литературное явление, возник в XIX веке и, как полагают многие исследователи, закончился вскоре после революции, когда русская литература стала подцензурной. Основная идея «петербургского текста» – символическое умирание; смерть — как искупление перед последующим воскресением. В качестве примеров можно назвать «Медного всадника» и «Пиковую даму» Александра Пушкина; «Петербургские повести» Николая Гоголя; «Преступление и наказание» и «Бедные люди» Федора Достоевского и многие другие.
В большинстве из них идет речь о горькой судьбе так называемого «маленького человека», которому противостоит всесильное жестокое государство. Мысль, которую я провожу в романе: советский XX век — применительно к Ленинграду и ленинградцем, – стал реальным воплощением «петербургского текста»; все, что в художественной форме намечалось великими петербургскими авторами, ленинградцам пришлось пережить в действительности и в полной мере.
– Почему финнам стоит читать ваш роман?
Ну, хотя бы для того, чтобы представить, какой советская жизнь была на самом деле. Не секрет, что у нас — ближайших соседей, – сложилась своего рода общая история, в которой бытует множество самых разнообразных мифов. В том числе, разобщающих. Наверное, это можно назвать предрассудками. Разумеется, я не льщу себя надеждой, что после прочтения романа все они развеются. И все-таки я надеюсь, что финские читатели найдут для себя что-то важное. Что-то, о чем они не знали раньше.
Где можно приобрести книгу по-русски в Финляндии?
Книгу на русском языке можно покупать в книжном магазине РУСЛАНИЯ
https://ruslania.com/ru/knigi/1505386-gorod-napisannyj-po-pamjati/
Стоимость 16 евро.
Члены общества Финляндия-Россия получают скидку не менее 10% на все товары в интернет-магазине Руслания www.ruslania.com (скидки не суммируются). Укажите, пожалуйста, в поле «Примечания и пожелания к заказу» ваш членский номер. Введите код «suomivenäjäseura» в конце процесса заказа в окно промокода, прежде чем нажимать на кнопку «Оформить заказ и оплатить». Скидка не распространяется на почтовые расходы. Стоимость заказа не может быть менее 5 евро. Скидка также доступна при заказе по телефону 09 2727070 и электронной почте orders@ruslania.com.